Сергий радонежский зайцева

Также данная книга доступна ещё в библиотеке. Запишись сразу в несколько библиотек и получай книги намного быстрее.

Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли

По вашей ссылке друзья получат скидку 10% на эту книгу, а вы будете получать 10% от стоимости их покупок на свой счет ЛитРес. Подробнее

• Объем: 350 стр. 32 иллюстрации
• Жанр:д уховная литература, ж итийная литература, п аломничество, р усская классика
• Теги:д уховные ценности, ж ития русских святых, с борник рассказовРедактировать

Эта и ещё 2 книги за 199 ₽

По абонементу вы каждый месяц можете взять из каталога одну книгу до 700 ₽ и две книги из персональной подборки. Узнать больше

В сборник вошли произведения классика Серебряного века и русского зарубежья Б. К. Зайцева: житийное повествование «Преподобный Сергий Радонежский», лирические книги его паломнических странствий «Афон», «Валаам», а также рассказы.

Для старшего школьного возраста.

• Возрастное ограничение: 12+
• Дата выхода на ЛитРес: 15 августа 2017
• Объем: 350 стр. 32 иллюстрации

• ISBN: 978-5-08-004498-4
• Художник:
• Правообладатель: Издательство «Детская литература»

Книга Бориса Константиновича Зайцева «Преподобный Сергий Радонежский (сборник)» — скачать в fb2, txt, epub, pdf или читать онлайн. Оставляйте комментарии и отзывы, голосуйте за понравившиеся.

Сергий сам — живительный озон, по которому тосковали и которым утолялись. Он давал ощущение истины, истина же всегда мужественна, всегда настраивает положительно, на дело, жизнь, служение и борьбу.

Сергий сам — живительный озон, по которому тосковали и которым утолялись. Он давал ощущение истины, истина же всегда мужественна, всегда настраивает положительно, на дело, жизнь, служение и борьбу.

Когда Дмитрий, собиравший «рати» в Костроме, вернулся, от Москвы остались лишь развалины. Кремль полон трупов — за очистку заплатил он 300 руб., по рублю за 80 трупов.

Когда Дмитрий, собиравший «рати» в Костроме, вернулся, от Москвы остались лишь развалины. Кремль полон трупов — за очистку заплатил он 300 руб., по рублю за 80 трупов.

Началась общая битва, на гигантском по тем временам фронте в десять верст. Сергий правильно сказал: «Многим плетутся венцы мученические». Их было сплетено немало.

Преподобный же в эти часы молился с братией у себя в церкви. Он говорил о ходе боя. Называл павших и читал заупокойные молитвы. А в конце сказа «Мы победили».

Началась общая битва, на гигантском по тем временам фронте в десять верст. Сергий правильно сказал: «Многим плетутся венцы мученические». Их было сплетено немало.

Преподобный же в эти часы молился с братией у себя в церкви. Он говорил о ходе боя. Называл павших и читал заупокойные молитвы. А в конце сказа «Мы победили».

Некогда скромная Москва (выражение жития: «честная кротостью» и «смиренная кротостью»), катясь в истории как снежный, движущийся ком, росла, наматывая на себя соседей. Это восхождение трудное, часто преступное.

Некогда скромная Москва (выражение жития: «честная кротостью» и «смиренная кротостью»), катясь в истории как снежный, движущийся ком, росла, наматывая на себя соседей. Это восхождение трудное, часто преступное.

. он любил, ценил «чистое делание», «плотничество духа», аромат стружек духовных в лесах Радонежа.

. он любил, ценил «чистое делание», «плотничество духа», аромат стружек духовных в лесах Радонежа.

Борис Константинович Зайцев

В богатой русской литературе XX века Зайцев оставил свой заметный след, создав художественную прозу, преимущественно лирическую, без желчи, живую и теплую. Тихий свет добра, простые нравственно-религиозные ценности, особенное чувство сопричастности всему сущему: каждый из нас – лишь частица природы, маленькое звено Космоса, «не себе одному принадлежит человек».

На формирование таланта писателя повлияло обаяние родной природы, впечатления «малой родины». Этот тульско-орловско-калужский край, который Зайцев именовал «Тосканией нашей российской», он любил глубоко и нежно. И в ряде произведений своих, в том числе в художественных биографиях Тургенева и Жуковского, посвятил ему благодарные строки: «Ока берет начало несколько южнее Орла. Худенькая еще в Орле и скромная, скромно восходит прямо на север, к Калуге. Медленно, неустанно пронизывает извивами зеркальными Русь чрез Рязань до Волги – светлая душа страны… В необъятной России как бы область известной гармонии – те места Подмосковья, орловско-тульско-калужские, откуда чуть не вся русская литература и вышла».

Как прозаик и драматург Зайцев выдвинулся уже в начале 1900-х годов. Его романом «Голубая звезда» (1918) восхищался много позднее К. Паустовский: «Чтобы немного прийти в себя, я перечитывал прозрачные, прогретые немеркнущим светом любимые книги: «Вешние воды» Тургенева, «Голубую звезду» Бориса Зайцева, «Тристана и Изольду», «Манон Леско». Книги эти действительно сияли в сумерках киевских вечеров, как нетленные звезды». Пьеса «Усадьба Ланиных» стала вехой для вахтанговцев. И сейчас на Старом Арбате, в витрине театра, красуется афиша тех времен, возвещающая о премьере спектакля. Но главные книги Бориса Зайцева все-таки написаны за рубежом: автобиографическая тетралогия «Путешествие Глеба»; превосходные произведения, как мы именуем их теперь, художественно-биографического жанра – о Жуковском, Тургеневе, Чехове, житие Сергия Радонежского. Великолепный перевод дантовского «Ада». Италию Зайцев знал и любил, пожалуй, как никто из русских, после Гоголя. Дружил в эмиграции с Буниным, о котором оставил немало интересных страниц.

В течение многих лет я (О. М.) переписывался с Борисом Константиновичем. Началось с вопросов чисто литературных, а дальше заочное знакомство наше незаметно переросло, смею сказать, в дружбу, несмотря на разницу во всем, начиная с возраста. Русское начало его дарования, чистота лирического голоса, глубокая религиозность – все это я почувствовал в прозе Зайцева и полюбил ее.

Борис Константинович, человек исключительно молодой души. Конечно, «старый мир», «другая Россия», новую Россию не признавшая. Но оттого, что мир Зайцева канул в Лету, не значит, без сомнения, будто в мире этом не было ничего ценного и важного для нас. Очень многое, преодолев барьеры времени, уже вошло и продолжает входить в нашу жизнь.

Взять хотя бы обращение Зайцева к молодым русским, прежде всего к русскому молодому литератору, написанное в 1960 году. Сколько в нем высказано поучительного (без назидательности) и для сегодняшнего, и для любого поколения, входящего в жизнь. «Юноши, девушки России, несите в себе Человека, не угашайте его! – призывал старый писатель. – Ах, как важно, чтобы Человек, живой, свободный, то, что называется личностью, не умирал. Пусть думает и говорит он своими думами, собственным языком, не заучивая прописей, добиваясь освободиться от них. Это не гордыня сверхчеловека. Это только свобода, отсутствие рабства. Достоинство человека есть вольное следование пути Божию – пути любви, человечности, сострадания. Нет, что бы там ни было, человек человеку брат, а не волк. Пусть будущее все более зависит от действий массовых, от каких-то волн человеческого общения (общение необходимо и неизбежно, уединенность полная невозможна и даже грешна; «башня из слоновой кости» – грех этой башни почти в каждом из «нашего» поколения, так ведь и расплата же была за это) – но да не потонет личность человеческая в движениях народных. Вы, молодые, берегите себя, боритесь за это, уважайте образ Божий в себе и других, и благо вам будет…»

Это, можно сказать, не только заветы: это проповедь…

Как человек Борис Константинович был существом, можно сказать, евангелическим: доброта, ровность отношений с окружающими, обязательное участие в чужих бедах («Возлюби ближнего, как самого себя») – все это отмечалось многими знавшими его близко. Это сочеталось со скромностью и неприхотливостью. Когда дочь, Наталья Соллогуб, пригласила отца жить вместе (зять Зайцева занимал солидную должность в банке), Борис Константинович сообщал мне: «После кончины жены живу у дочери, в огромном особняке. Квартал самый нарядный в Париже (в двух шагах жили покойные Бунины, Мережковский и Гиппиус). Не совсем еще привык к «буржуазности». Вся жизнь эмигрантская прошла в условиях скромнейших. Поймал как-то даже себя на некоем внутреннем раздражении: все эти молчаливые полудворцы вокруг – это не мой мир… «Залетела ворона в высоки хоромы»…»

12 февраля 1972 года я получил «аэрограмму» от близкого знакомого Зайцевых – А. А. Сионского, который сообщал: «Начинаю письмо с печального известия. 28 января 1972 года, на 91-м году жизни тихо скончался Борис Константинович Зайцев. 2 февраля было совершено отпевание и похороны на русском православном кладбище, где уже была похоронена Вера Алексеевна. В парижском соборе Св. Александра Невского, где было отпевание и прощание с усопшим, собрался весь культурный Париж и другие почитатели Бориса Константиновича. Гроб утопал в цветах. Последний долг старейшему русскому писателю был отдан с глубоким благоговением, перед опусканием в могилу, рядом, где уже спит в ожидании своего друга жизни Вера Алексеевна. Теперь там собрались все великаны Русского Слова зарубежья.

За два дня до своей смерти Борис Константинович был парализован в левой части тела, но оставался в сознании. Умер он без страданий во время сна. Так закончилась жизнь этого замечательного русского человека…»

Другая и уже очень долгая жизнь Бориса Константиновича Зайцева продолжается в его книгах, которые выходят теперь на его родине, в горячо любимой им России.

О начале своего писательского пути, о первых исканиях в литературе Борис Константинович вспоминал в очерке 1957 года, который так и назывался «О себе»:

«Я начал с импрессионизма. Именно тогда, когда впервые ощутил новый для себя тип писания: «бессюжетный рассказ-поэму», с тех пор, считаю, и стал писателем. Мучительны томления юности, когда себя ищешь, не находишь, временами отчаиваешься, впадаешь во мрак и все кажется бессмысленным. Но уж, очевидно, через это надо пройти.

Мне было около двадцати лет. Писать хотелось, внутреннее давление росло. Но я знал, что не могу писать так, как тогда писали в толстых журналах «повести и рассказы». Долго довольно ходил вокруг да около, и наконец «это» пришло. Разумеется, новое уже носилось в воздухе. И собственная душа была уже душой XX, а не XIX века. Надо было только нечто в ней оформить».

Как и его старший товарищ и учитель по литературному цеху Леонид Андреев, Зайцев считал, что прежний реализм в его привычных бытовых формах уже изжил себя. 90-е годы XIX века казались унылыми: старые корифеи сошли со сцены (за исключением Л. Н. Толстого и физически угасавшего Чехова); новое виделось в символизме, импрессионизме. В воздухе носились имена Бодлера, Верлена, Метерлинка, Верхарна, Ибсена, Гамсуна. В русской литературе заявили о себе Бальмонт, Брюсов, Федор Сологуб. Зайцев зачитывался философскими сочинениями Вл. Соловьева, который своими религиозно-идеалистическими трудами заметно повлиял на миросозерцание молодого писателя, а значит, и на его творчество.

Св. Сер­гий родился более шести­сот лет назад, умер более пяти­сот. Его спо­кой­ная, чистая и свя­тая жизнь напол­нила собой почти сто­ле­тие. Входя в него скром­ным маль­чи­ком Вар­фо­ло­меем, он ушел одной из вели­чай­ших слав России.

Как свя­той, Сер­гий оди­на­ково велик для вся­кого. Подвиг его все­че­ло­ве­чен. Но для рус­ского в нем есть как раз и нас вол­ну­ю­щее: глу­бо­кое созву­чие народу, вели­кая типич­ность — соче­та­ние в одном рас­се­ян­ных черт рус­ских. Отсюда та осо­бая любовь и покло­не­ние ему в Рос­сии, без­молв­ная кано­ни­за­ция в народ­ного свя­того, что навряд ли выпала дру­гому. Сер­гий жил во вре­мена татар­щины. Лично его она не тро­нула: укрыли леса радо­неж­ские. Но он к татар­щине не пре­был рав­но­ду­шен. Отшель­ник, он спо­койно, как все делал в жизни, под­нял крест свой за Рос­сию и бла­го­сло­вил Димит­рия Дон­ского на ту битву, Кули­ков­скую, кото­рая для нас навсе­гда при­мет сим­во­ли­че­ский, таин­ствен­ный отте­нок. В поединке Руси с Ханом имя Сер­гия навсе­гда свя­зано с делом сози­да­ния России.

Роди­те­лей можно пред­ста­вить себе людьми почтен­ными и спра­вед­ли­выми, рели­ги­оз­ными в высо­кой сте­пени. Известно, что осо­бенно они были “стран­но­лю­бивы”. Помо­гали бед­ным и охотно при­ни­мали стран­ни­ков. Веро­ятно, в чин­ной жизни стран­ники — то начало ищу­щее, меч­та­тельно про­ти­вя­ще­еся обы­ден­но­сти, кото­рое и в судьбе Вар­фо­ло­мея роль сыграло.

Есть коле­ба­ния в годе рож­де­ния свя­того: 1314—1322[2]. Жиз­не­опи­са­тель глухо, про­ти­во­ре­чиво гово­рит об этом.

Как бы то ни было, известно, что 3 мая у Марии родился сын. Свя­щен­ник дал ему имя Вар­фо­ло­мея, по дню празд­но­ва­ния этого святого.

Осо­бен­ный отте­нок, отли­ча­ю­щий его, лежит на ребенке с самого ран­него детства.

Семи лет Вар­фо­ло­мея отдали учиться гра­моте, в цер­ков­ную школу, вме­сте с бра­том Сте­фа­ном. Сте­фан учился хорошо. Вар­фо­ло­мею же наука не дава­лась. Как и позже Сер­гий, малень­кий Вар­фо­ло­мей очень упо­рен и ста­ра­ется, но нет успеха. Он огор­чен. Учи­тель ино­гда его нака­зы­вает. Това­рищи сме­ются и роди­тели усо­ве­щи­вают. Вар­фо­ло­мей пла­чет оди­ноко, но впе­ред не двигается.

[2] Хро­но­ло­гия жизни преп. Сер­гия.— О рож­де­нии Сер­гия Епи­фа­ний гово­рит неопре­де­ленно: “В кня­же­ние вели­кое Твер­ское, при вели­ком князе Дмит­рии Михай­ло­виче, при архи­епи­скопе Петре Мит­ро­по­лите всея Руси, егда рать Ахму­лова бысть”. В. кня­зем Дмит­рий Мих. сде­лался в 1322 г., Ахмыл ордын­ский гра­бил низо­вые города в том же году, митр. Петр 1308—1326 гг. Исходя из этого, мит­роп. Мака­рий, Клю­чев­ский, Ило­вай­ский и иером. Никон, автор обшир­ного труда о Сер­гии, при­ни­мают год его рож­де­ния — 1319. С дру­гой сто­роны — митр. Фила­рет, П. С. Казан­ский и новей­ший иссле­до­ва­тель проф. Голу­бин­ский счи­тают — 1313—14. Они осно­вы­ва­ются на ука­за­нии того же Епи­фа­ния, что пре­по­доб­ный умер 78-ми лет, год же смерти его, 1392, не воз­буж­дает сомне­ний. По Казан­скому, гораздо проч­нее опи­раться на этот факт: Сер­гий, наверно, не раз гово­рил стар­цам о том, сколько ему лет. Епи­фа­ний жил при Сер­гии послед­ние годы и мог лично это слы­шать. Таким обра­зом, Епи­фа­ний про­ти­во­ре­чит себе: исходя из него, с оди­на­ко­вым пра­вом можно при­нять и 1313—14 и 1319—22. Защит­ники 1319-го сомне­ва­ются в под­лин­но­сти упо­ми­на­ния о 78-ми годах жизни Сер­гия, Клю­чев­ский и архим. Лео­нид счи­тают это место позд­ней­шей встав­кой (ана­лиз стиля). Но Голу­бин­ский думает, что сама вставка все же взята Пахо­мием из тек­ста Епи­фа­ния и лишь неловко сде­лана, при сокра­ще­нии. Поло­житься на Епи­фа­ния в хро­но­ло­гии вообще довольно трудно, т. к. он делает, напри­мер, явную ошибку, относя рож­де­ние Сер­гия ко вре­мени патр. Кал­ли­ста (а тот был от 1330 по 1363). Так что вопрос, в сущ­но­сти, не решен, но в лице проф. Голу­бин­ского новей­шее иссле­до­ва­ние скло­ня­ется довольно упорно к 1314 году, смело исправ­ляя даль­ней­шие ука­за­ния и Епи­фа­ния, и Нико­но­вой летописи.

Житие прп. Сергия Радонежского, написанное выдающимся писателем Русского Зарубежья Б. Зайцевым. В свое время (20-е гг.) это была одна из первых книг, открывших Западу Православие. С тех пор она считается классической.

Жизнь и житие Сергия Радонежского. М. 1991

Источник электронной публикации: http://www.portal-credo.ru

На нашем сайте вы можете скачать книгу «Преподобный Сергий Радонежский» Зайцев Борис Константинович бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Мнение читателей

По-моему, как раз книга для тех, кто начинает знакомство с русской православной культурой, она предваряет чтение Епифания премудрого, житийной литературы, и написана просто, понятно и с душой

«Вот бывает же так: интересен мне стал исторический период становления нашего государства, 14 век, Куликовская битва, переломный момент в господстве татаро-монгольского ига и пр.пр

Книга также содержит замечательные духовные рассказы Б.К

Из Википедии: «Сергий Радонежский почитается Русской православной церковью в лике святых как преподобный и считается величайшим подвижником земли Русской

Также похоже, у автора какие-то личные счеты с Франциском Азизским — он его постоянно гнобит, сравнивая с Сергием

Предисловие

Св. Сергий родился более шестисот лет назад, умер более пятисот. Его спокойная, чистая и святая жизнь наполнила собой почти столетие. Входя в него скромным мальчиком Варфоломеем, он ушел одной из величайших слав России.

Как святой, Сергий одинаково велик для всякого. Подвиг его всечеловечен. Но для русского в нем есть как раз и нас волнующее: глубокое созвучие народу, великая типичность — сочетание в одном рассеянных черт русских. Отсюда та особая любовь и поклонение ему в России, безмолвная канонизация в народного святого, что навряд ли выпала другому. Сергий жил во времена татарщины. Лично его она не тронула: укрыли леса радонежские. Но он к татарщине не пребыл равнодушен. Отшельник, он спокойно, как все делал в жизни, поднял крест свой за Россию и благословил Димитрия Донского на ту битву, Куликовскую, которая для нас навсегда примет символический, таинственный оттенок. В поединке Руси с Ханом имя Сергия навсегда связано с делом созидания России.

Да, Сергий был не только созерцатель, но и делатель. Правое дело, вот как понимали его пять столетий. Все, кто бывали в Лавре, поклоняясь мощам преподобного, всегда ощущали образ величайшего благообразия, простоты, правды, святости, покоящейся здесь. Жизнь «бесталанна» без героя. Героический дух средневековья, породивший столько святости, дал здесь блистательное свое проявление.

Автору казалось, что сейчас особенно уместен опыт — очень скромный — вновь, в меру сил, восстановить в памяти знающих и рассказать незнающим дела и жизнь великого святителя и провести читателя чрез ту особенную, горнюю страну, где он живет, откуда светит нам немеркнущей звездой.

Присмотримся же к его жизни.

Париж, 1924 г.

ВЕСНА

Детство Сергия, в доме родительском, для нас в тумане. Все же общий некий дух можно уловить из сообщений Епифания, ученика Сергия, первого его биографа[1].

По древнему преданию, имение родителей Сергия, бояр Ростовских Кирилла и Марии, находилось в окрестностях Ростова Великого, по дороге в Ярославль. Родители, «бояре знатные», по-видимому, жили просто, были люди тихие, спокойные, с крепким и серьезным складом жизни. Хотя Кирилл не раз сопровождал в Орду князей Ростовских, как доверенное, близкое лицо, однако сам жил небогато. Ни о какой роскоши, распущенности позднейшего помещика и говорить нельзя. Скорей напротив, можно думать, что домашний быт ближе к крестьянскому: мальчиком Сергия (а тогда — Варфоломея) посылали за лошадьми в поле. Значит, он умел и спутать их, и обротать. И подведя к какому-нибудь пню, ухватив за челку, вспрыгнуть, с торжеством рысцою гнать домой. Быть может, он гонял их и в ночное. И, конечно, не был барчуком.

Родителей можно представить себе людьми почтенными и справедливыми, религиозными в высокой степени. Известно, что особенно они были «страннолюбивы». Помогали бедным и охотно принимали странников. Вероятно, в чинной жизни странники — то начало ищущее, мечтательно противящееся обыденности, которое и в судьбе Варфоломея роль сыграло.

Есть колебания в годе рождения святого: 1314—1322[2]. Жизнеописатель глухо, противоречиво говорит об этом.

Как бы то ни было, известно, что 3 мая у Марии родился сын. Священник дал ему имя Варфоломея, по дню празднования этого святого.

Особенный оттенок, отличающий его, лежит на ребенке с самого раннего детства.

Семи лет Варфоломея отдали учиться грамоте, в церковную школу, вместе с братом Стефаном. Стефан учился хорошо. Варфоломею же наука не давалась. Как и позже Сергий, маленький Варфоломей очень упорен и старается, но нет успеха. Он огорчен. Учитель иногда его наказывает. Товарищи смеются и родители усовещивают. Варфоломей плачет одиноко, но вперед не двигается.

Теперь он — очень удрученный неудачами — нашел не то, чего искал. Под дубом встретил «старца черноризца, саном пресвитера». Очевидно, старец его понял.

— Что тебе надо, мальчик?

Варфоломей сквозь слезы рассказал об огорчениях своих и просил молиться, чтобы Бог помог ему одолеть грамоту.

Епифаний — монах Троице-Сергиевой лавры. В молодости путешествовал на Восток, был в Иерусалиме. Просвещенный человек, довольно искусный писатель, склонный к ораторству и многословию, как по его временам и полагалось. Был дружен со св. Стефаном Пермским, житие которого тоже написал.

При жизни преп. Сергия — он диакон («Преп. Епифаний Премудрый, ученик св. Сергия Чудотворца»). Автор древнейшего, написанного по личным впечатлениям, рассказам преподобного и близких к нему, жития Сергия, главнейшего источника наших сведений о святом. Написано оно не позже 25—30 лет по смерти Сергия. Труд этот дошел до нас в обработке серба Пахомия, Пахомий кое-что сократил в житии, кое-что добавил. По желанию троицких властей, по-видимому, было выброшено место, сохранившееся в Никоновской летописи из подлинного жития: после введения общежития некоторые монахи ушли вовсе из монастыря. Это место могло быть неприятно для монастырских властей XV в.,— Епифаний умер в 1420 г., приблизительно 75-ти лет. Не менее 16—17 лет провел при святом.

Хронология жизни преп. Сергия.— О рождении Сергия Епифаний говорит неопределенно: «В княжение великое Тверское, при великом князе Дмитрии Михайловиче, при архиепископе Петре Митрополите всея Руси, егда рать Ахмулова бысть». В. князем Дмитрий Мих. сделался в 1322 г., Ахмыл ордынский грабил низовые города в том же году, митр. Петр 1308—1326 гг. Исходя из этого, митроп. Макарий, Ключевский, Иловайский и иером. Никон, автор обширного труда о Сергии, принимают год его рождения — 1319. С другой стороны — митр. Филарет, П. С. Казанский и новейший исследователь проф. Голубинский считают — 1313—14. Они основываются на указании того же Епифания, что преподобный умер 78-ми лет, год же смерти его, 1392, не возбуждает сомнений. По Казанскому, гораздо прочнее опираться на этот факт: Сергий, наверно, не раз говорил старцам о том, сколько ему лет. Епифаний жил при Сергии последние годы и мог лично это слышать. Таким образом, Епифаний противоречит себе: исходя из него, с одинаковым правом можно принять и 1313—14 и 1319—22. Защитники 1319-го сомневаются в подлинности упоминания о 78-ми годах жизни Сергия, Ключевский и архим. Леонид считают это место позднейшей вставкой (анализ стиля). Но Голубинский думает, что сама вставка все же взята Пахомием из текста Епифания и лишь неловко сделана, при сокращении. Положиться на Епифания в хронологии вообще довольно трудно, т. к. он делает, например, явную ошибку, относя рождение Сергия ко времени патр. Каллиста (а тот был от 1330 по 1363). Так что вопрос, в сущности, не решен, но в лице проф. Голубинского новейшее исследование склоняется довольно упорно к 1314 году, смело исправляя дальнейшие указания и Епифания, и Никоновой летописи.

О жеребятах: «на взыскание клюсят» — очень старинное слово, собств. «лошадей». Епифаний любил такие архаизмы, иногда щеголял даже знанием греческого языка. О медведе, например, выражается: «зверь, рекомый аркуда, еже сказается медведь».

Да, Сер­гий был не только созер­ца­тель, но и дела­тель. Пра­вое дело, вот как пони­мали его пять сто­ле­тий. Все, кто бывали в Лавре, покло­ня­ясь мощам пре­по­доб­ного, все­гда ощу­щали образ вели­чай­шего бла­го­об­ра­зия, про­стоты, правды, свя­то­сти, поко­я­щейся здесь. Жизнь “бес­та­ланна” без героя. Геро­и­че­ский дух сред­не­ве­ко­вья, поро­див­ший столько свя­то­сти, дал здесь бли­ста­тель­ное свое проявление.

Автору каза­лось, что сей­час осо­бенно уме­стен опыт — очень скром­ный — вновь, в меру сил, вос­ста­но­вить в памяти зна­ю­щих и рас­ска­зать незна­ю­щим дела и жизнь вели­кого свя­ти­теля и про­ве­сти чита­теля чрез ту осо­бен­ную, гор­нюю страну, где он живет, откуда све­тит нам немерк­ну­щей звездой.

При­смот­римся же к его жизни.

Весна

Дет­ство Сер­гия, в доме роди­тель­ском, для нас в тумане. Все же общий некий дух можно уло­вить из сооб­ще­ний Епи­фа­ния, уче­ника Сер­гия, пер­вого его био­графа[1].

По древ­нему пре­да­нию, име­ние роди­те­лей Сер­гия, бояр Ростов­ских Кирилла и Марии, нахо­ди­лось в окрест­но­стях Ростова Вели­кого, по дороге в Яро­славль. Роди­тели, “бояре знат­ные”, по-види­мому, жили про­сто, были люди тихие, спо­кой­ные, с креп­ким и серьез­ным скла­дом жизни. Хотя Кирилл не раз сопро­вож­дал в Орду кня­зей Ростов­ских, как дове­рен­ное, близ­кое лицо, однако сам жил небо­гато. Ни о какой рос­коши, рас­пу­щен­но­сти позд­ней­шего поме­щика и гово­рить нельзя. Ско­рей напро­тив, можно думать, что домаш­ний быт ближе к кре­стьян­скому: маль­чи­ком Сер­гия (а тогда — Вар­фо­ло­мея) посы­лали за лошадьми в поле. Зна­чит, он умел и спу­тать их, и обро­тать. И под­ведя к какому-нибудь пню, ухва­тив за челку, вспрыг­нуть, с тор­же­ством рыс­цою гнать домой. Быть может, он гонял их и в ноч­ное. И, конечно, не был барчуком.

[1] Епи­фа­ний — монах Тро­ице-Сер­ги­е­вой лавры. В моло­до­сти путе­ше­ство­вал на Восток, был в Иеру­са­лиме. Про­све­щен­ный чело­век, довольно искус­ный писа­тель, склон­ный к ора­тор­ству и мно­го­сло­вию, как по его вре­ме­нам и пола­га­лось. Был дру­жен со св. Сте­фа­ном Перм­ским, житие кото­рого тоже написал.

Книга Б.К. Зайцева (1881-1972) «Преподобный Сергий Радонежский» — жизнеописание самого почитаемого русского святого — вышла в 1925 г. во время эмиграции писателя, который вдали от родины провел пятьдесят лет. Тема Святой Руси становится главной в его творчестве. В основе повести Б.К. Зайцева лежит «Житие Сергия Радонежского» преп. Епифания Премудрого, автора древнейшего жития, написанного по личным впечатлениям (преп. Епифаний не менее 16-17 лет провел при святом), рассказам самого преподобного Сергия и близких к нему. Автор использовал также многие другие агиографические и исторические источники, что позволило расположить события жизни в хронологической последовательности. Придерживаясь стиля древнерусского книжника, Б.К. Зайцев в своей повести-житии сопровождает объективное сжатое изложение фактов историческими и географическими пояснениями, собственными размышлениями, сдержанно, но с глубоким лиризмом выражает свое отношение к излагаемому, любовь и восхищение подвигом.

Книга Б.К. Зайцева (1881-1972) «Преподобный Сергий Радонежский» — жизнеописание самого почитаемого русского святого — вышла в 1925 г. во время эмиграции писателя, который вдали от родины провел пятьдесят лет. Тема Святой Руси становится главной в его творчестве. В основе повести Б.К. Зайцева лежит «Житие Сергия Радонежского» преп. Епифания Премудрого, автора древнейшего жития, написанного по личным впечатлениям (преп. Епифаний не менее 16-17 лет провел при святом), рассказам самого преподобного Сергия и близких к нему. Автор использовал также многие другие агиографические и исторические источники, что позволило расположить события жизни в хронологической последовательности. Придерживаясь стиля древнерусского книжника, Б.К. Зайцев в своей повести-житии сопровождает объективное сжатое изложение фактов историческими и географическими пояснениями, собственными размышлениями, сдержанно, но с глубоким лиризмом выражает свое отношение к излагаемому, любовь и восхищение подвигом святого.
Спокойная, чистая и святая жизнь преподобного Сергия наполнила собой почти столетие. Его имя навсегда связано с созиданием России. Игумен, общественный и политический деятель, основоположник старчества, это святой, имеющий великий нравственный авторитет.