1431 год был тяжелым как для молодого Московского государства, так и для Русской Православной Церкви. Вновь разгорелось пламя междоусобной вражды между русскими князьями за великое княжение. Тогда же умер престарелый митрополит Фотий — предстоятель Русской Церкви. Собор русских епископов избрал ему преемника — Рязанского епископа Иону. Однако направить посольство в Константинополь стало возможным лишь только через 4 года, когда великому князю удалось прекратить усобицу. Но было уже поздно. В 1437 году Иона возвратился на Русь, но не митрополитом, как ожидалось, а все тем же Рязанским епископом в свите нового предстоятеля Русской Церкви митрополита Исидора.
В это время византийцы готовились к собору, который должен был решить вопрос об унии с Римской Церковью. Русская митрополия была самой крупной митрополией Константинопольской Церкви и Византии для заключения унии была необходима ее лояльность. Поэтому, чтобы обезопасить себя от неожиданностей, греки постарались максимально отстранить русских от участия в этой антиправославной затее.
Митрополит Исидор, едва приехав в Москву, стал собираться в Италию на предстоящий собор. Он сумел убедить московского князя в необходимости соединение с Римом без ущерба православию. «Если уж ты непременно желаешь идти на собор, — напутствовал митрополита великий князь, — то принеси нам оттуда наше древнее Православие, а нового и чужого мы не примем». Исидор выехал в Италию с огромной свитой в 100 человек. Слух о том, что митрополит едет во «Фряжскую землю» обращать «латину» в Православие распространился по всей Руси. По пути следования митрополита простой люд встречал его с ликованием.
Однако на Флорентийском соборе в Италии Исидор оказался в числе наиболее активных сторонников Римской Церкви. Его роль в деле заключения унии была столь велика, что Римский папа наградил его титулом кардинала и подчинил его власти не только Русь, но и Ливонию с Польшей. Епископа Авраамия Суздальского, который входил в делегацию Исидора, голодом и тюремным заточением принудили к подписанию унии. После подписания акта Авраамий бежал домой в Россию, заручившись поддержкой и благословением святителя Марка Ефесского. В Москве он принес покаяние и рассказал об увиденном на соборе: «Греки, давшие Руси православную веру, во главе с патриархом и императором оказались отступниками от православия».
В марте 1441 года митрополит-кардинал Исидор прибыл в Москву. Здесь его ждали с иным настроением, чем во время его отъезда на собор. После провозглашения Исидором акта об унии с Римом, великий князь велел заключить отступника в Чудов монастырь до соборного разбирательства. Ему предлагали покаяться и вернуться в лоно Православия. Но Исидор наотрез отказался, а через некоторое время сбежал со своим учеником в Рим. Русская Церковь оказалась в трудном положении. С одной стороны ей необходимо было защитить Православие, с другой — не нарушить каноны и церковные установления. Разрыв с униатским Константинополем был неизбежен. Русской митрополии была необходима самостоятельность, к которой она до сих пор не стремилась. Однако исторические обстоятельства принуждали нашу Церковь перейти к самостоятельному управлению ради блага Православия.
Не сразу, спустя еще шесть лет после побега Исидора, великий князь и собор русских епископов приняли решение об избрании митрополита в Москве из числа русских архиереев. Церковный собор, как и 17 лет тому назад, вновь избрал на митрополичью кафедру рязанского епископа Иону, а 5 декабря 1448 года состоялось торжественное поставление Ионы в русские митрополиты. Это событие стало началом автокефалии, то есть самостоятельности Русской Православной Церкви.
Избранный митрополит Иона был уроженцем Костромской земли. Уже в молодости Иона стал монахом и, желая подражать подвигам преподобного Сергия, пришел в Московские земли в Симонов монастырь к ученику преподобного. Природная одаренность сочеталась в нем с духовной глубиной монаха-подвижника. Святитель Иона после своего избрания направил окружное послание во все русские епархии. В нем он объяснял, что причиной нарушения церковного порядка явилось отступничество греков от Православия на Флорентийском соборе.
Узнав о смерти Византийского императора Иоанна, главного сторонника и творца унии, на Руси была предпринята попытка возвратиться к прежнему порядку. Великий князь направил послание преемнику императора Иоанна, в котором оправдывал самостоятельное поставление Ионы на митрополию после предательства и побега Исидора. Однако вновь исторические обстоятельства помешали возвращению Русской Церкви в лоно Константинополя. 29 мая 1453 года Константинополь пал под ударами турок. Византийская империя прекратила свое существование и Константинопольская Церковь попала под власть турок. Таким образом, сначала Флорентийская уния, а затем зависимость патриарха Константинопольского от турецкого султана мешала вернуть былое доверие к грекам. Русь была на тот момент единственной православной державой в мире. Она переживала огромный духовный подъем. Эти обстоятельства повлияли на дальнейшее осмысление независимости Русской Церкви и идеи преемственности Московской Руси по отношению к наследию Рима, Византии, Православного Царства.
Используя знания по истории России, раскройте смысл понятия «автокефалия». Приведите один исторический факт, конкретизирующий данное понятие применительно к истории России. Приведенный факт не должен содержаться в данном Вами определении понятия.
1) смысл понятия:
Автокефалия – в православии территориально самостоятельная и полностью независимая церковь.
— Автокефалия Русской Православной церкви была провозглашена в 1448 г.;
— Началом автокефалии Русской Церкви принято считать избрание Ионы митрополитом всея Руси;
— В результате провозглашения автокефалии 1448 г. отношения между Русью и Византией ухудшились.
Автокефалия церковная (греч. αυτοκεφαλον — букв. самоглавие) —
независимый статус Поместной Православной Церкви. Поместная Церковь, имеющая
этот статус, именуется Автокефальной Церковью. Значение термина
«автокефалия» в истории Церкви менялось. Автокефальными в византийскую эпоху
назывались епархии, независимые от местного митрополита и непосредственно
подчиненные Патриаршей юрисдикции. Современное православное богословие видит
сущность автокефалии в том, что Автокефальная Церковь имеет самостоятельный источник
власти. Ее первый епископ, предстоятель избирается и поставляется своими
архиереями, без участия иерархов других Поместных Церквей (впрочем, в
поставлении предстоятеля, по приглашению, могут принимать участие и епископы
других Поместных Церквей).
Автокефалия не означает абсолютной независимости Поместной Церкви. Все
Автокефальные Церкви являются частями единой Вселенской Церкви Христовой,
которой вверено хранение чистоты православного веры (37-е Апост. прав.; 2-е
прав. Трулл. Соб.) Общим для всех Поместных Церквей является догматическое учение.
Каноническое предание также является общим для всех Церквей, однако каждая из
них может применять каноны к местным условиям. В области богослужения
самостоятельность автокефальных Церквей ограничена обязательным соответствием
богослужения единому догматическому учению. Полной самостоятельностью
пользуются автокефальные Церкви в области административной и судебной
деятельности. Автокефальная Церковь сама канонизирует своих святых, сама
составляет новые чинопоследования и песнопения.
Автокефальный статус может Церковью как приобретаться, так и
утрачиваться. Например, Сербская Православная Церковь за время своего
существования трижды получала и дважды утрачивала автокефалию. В ее истории
также имел место случай слияния нескольких Автокефальных Церквей в одну (в 1920
году).
Автокефальная Церковь — Поместная Православная Церковь, обладающая
автокефалией, то есть независимая Поместная Православная Церковь. В
настоящее время Вселенская Церковь состоит из 15 Автокефальных Церквей. В
норме решение об учреждении новой Автокефальной Церкви должно приниматься
епископатом Вселенской Церкви на Вселенском Соборе. Однако поскольку
Вселенские Соборы не созывались уже более тысячи лет, сегодня решение о
предоставлении автокефалии той или иной церковной области принимается
Автокефальной Церковью, в состав которой эта область входит (то есть кириархальной
Церковью). Впрочем, в настоящее время среди Поместных Православных Церквей нет
единства в вопросе о порядке учреждения новых Автокефальных Церквей. Так
Константинопольский Патриархат считает учреждение новых Поместных Церквей
исключительно своей прерогативой. По этой причине он не признает автокефалий,
дарованных другими Поместными Церквами. Например, им не признается Томос Русской
Православной Церкви об учреждении автокефальной Церкви в Америке (1970).
Существует ряд факторов, позволяющих поставить вопрос об
учреждении новой Автокефальной Церкви. Это:
1) полная или частичная политическая самостоятельность территории, на которой
предполагается образовать Автокефальную Церковь;
2) ее географическая отдаленность;
3) этническое и языковое отличие региона от основной территории кириархальной
Церкви.
Основными условиями для предоставления автокефального статуса
Поместной Церкви является стремление к автокефалии церковного народа, духовенства
и епископата этой церковной области, причем, значительного большинства на всех
этих уровнях, а также фактическая способность данной Церкви к самостоятельному
бытию (наличие достаточного числа епископов, организационной структуры. ).
Автономия церковная (греч. αυτονομος — управляемый собственными
законами, самостоятельный) — статус Поместной Православной Церкви,
характеризующийся неполной самостоятельностью. Церковь, имеющая такой статус,
именуется автономной Церковью. Такая Церковь не имеет самостоятельного
источника власти (в отличие от Автокефальных Церквей). Первые епископы
автономных Церквей поставляются архипастырями кириархальной Церкви. Устав автономной
Церкви утверждается Церковью кириархальной. Святое миро автономные Церкви также
получают от Церкви кириархальной. Первые епископы автономных Церквей подсудны
высшей судебной власти Церкви кириархальной, которая также является высшей
апелляционной инстанцией для автономной Церкви.
Если в автономной Церкви имеется достаточное количество иерархов (более
трех), то она самостоятельно избирает и поставляет для себя епископов (кроме
предстоятеля, избрание которого утверждается высшей властью кириархальной
Церкви). Автономная Церковь сама канонизирует своих святых, сама составляет новые
чинопоследования и песнопения.
Факторы, позволяющие поставить вопрос о даровании автономного статуса той
или иной церковной области сопоставимы с факторами, позволяющими поставить
вопрос об учреждении новой Автокефальной Церкви.
В современной канонической литературе существует тенденция расценивать
автономный статус Поместных Церквей как промежуточный на пути к автокефалии.
Однако следует признать, что это не всегда так. Например, древняя автономная
Синайская Архиепископия существует более тысячи лет, и ее канонический статус
следует признать вполне устойчивым. Точно также для Православной Церкви в Японии
автономный статус является наиболее подходящим. Потенциала для эволюции в
Автокефальную Церковь она сегодня не имеет.
Основать новую автокефальную Церковь имеет право только такая церковная организация, которая обладает высшей властью. В настоящее время такой властью обладает епископат всей Православной Церкви или епископат отдельной существующей автокефальной Церкви.
По церковно-каноническим нормам автокефалию какой-либо новой Церкви могут предоставить три высшие церковно-административные инстанции:
Вселенский Собор (но Вселенский Собор – явление чрезвычайно редкое в истории Церкви);
исторически сложилось так, что традиционным фактором провозглашения автокефалии стала воля епископата (Поместного Собора) уже существующей автокефальной Церкви. Причем Поместный Собор какой-либо существующей автокефальной Церкви может не только предоставить автокефалию части своей Церкви, но и упразднить ее;
в исключительных случаях отдельные епископы вправе предоставить временную автокефалию части какой-либо существующей автокефальной Церкви без решения этой автокефальной Церкви. Таких случая два: 1) если центральная власть кириархальной Церкви (т.е. Церкви, от которой отделилась часть епископов) уклонилась в ересь (15-е правило Двукратного Собора); 2) если эта часть Церкви по каким-либо причинам окажется совершенно оторванной от Церкви-матери, или же когда центральная власть кириархальной Церкви бездействует (37-е правило Шестого Вселенского Собора). Вместе с тем, для того, чтобы временная автокефалия стала постоянной, необходимо согласие на это со стороны кириархальной Церкви.
Никакая Церковь не имеет права предоставить автокефалию какой-либо части Церкви (например, церковной области), находящейся в юрисдикции другой автокефальной Церкви. В противном случае это будет являться антиканоническим вмешательством во внутренние дела той автокефальной Церкви, в ведении которой находится данная часть Церкви (церковная область).
Согласно 12-му правилу Четвертого Вселенского Собора, государство (светская власть вообще) не имеет права провозгласить церковную автокефалию.
Необходимо отметить, что автокефалия дается лишь той Церкви, которая доросла до самостоятельной жизни, имеет внутренние возможности существовать независимо от иной церковной власти.
Исторически сложилось, что сущность автокефалии Церкви заклю-чается в том, что как первый ее епископ, так и прочие должны избираться и рукополагаться собором своих епископов, а не епископами других Церквей. Для того, чтобы рукоположить епископа требуется не менее двух епископов (1-е правило апостольское). Следовательно, для автокефалии Церкви необходимо наличие не менее трех епископов.
Но на самом деле Церковь может и не считать для себя обязательными ни государственные, ни национальные принципы, а руководствоваться часто лишь одним мотивом – благом Церкви. Поэтому для получения автокефалии Церковь должна не только иметь достаточное количество пастырей и паствы, но и иметь единое мнение всей своей полноты (как клира, так и мирян), что провозглашение автокефалии требуется для пользы самой Церкви и явится условием для более успешного ее развития.
Автокефа́лия (греч. αὐτοκεφαλία «самовозглавление» от αὐτός «сам» + κεφαλή «голова») — статус поместной церкви, предполагающий её административную независимость от других поместных церквей. Автокефальная церковь возглавляется епископом, который может иметь титул (сан) патриарха, архиепископа или митрополита [1] [2] .
Термин употребляется по отношению к православным и древневосточным церквям.
Первые автокефальные церкви возникли в процессе обособления патриархатов и митрополий в провинциях Византийской империи. Автокефальность не следует смешивать с церковной автономией.
В древности автокефальной называлась независимая от местного митрополита архиепископия, подчинённая непосредственно патриарху.
Автокефа́лия (греч. αὐτοκεφαλία «самовозглавление» от αὐτός «сам» + κεφαλή «голова») — статус поместной церкви, предполагающий её административную независимость от других поместных церквей. Автокефальная церковь возглавляется епископом, который может иметь титул (сан) патриарха, архиепископа или митрополита [1] [2] .
Термин употребляется по отношению к православным и древневосточным церквям.
Первые автокефальные церкви возникли в процессе обособления патриархатов и митрополий в провинциях Византийской империи. Автокефальность не следует смешивать с церковной автономией.
В древности автокефальной называлась независимая от местного митрополита архиепископия, подчинённая непосредственно патриарху.
Я не вижу смысла рассуждать здесь о возможности или невозможности автокефалии для нашей Церкви или о том, насколько скоро это может произойти и каких предпосылок для этого ещё не хватает. Для того чтобы говорить на эти темы, необходимо иметь хотя бы базовую осведомлённость о том, каким образом Церковь может стать автокефальной. То есть обладать представлением о, так сказать, механизме предоставления автокефалии.
Итак, начнём сначала. Единственного и универсального для всей церковной полноты механизма предоставления автокефалии не существует. И удивляться здесь нечему. У нас, если разобраться, и единого свода канонических правил нет. Даже в небольшой по объёму «Книге правил» легко можно найти взаимоисключающие правила, которые, однако же, не только не содержат указание на то, например, что данное правило отменяет какое-то, принятое ранее, но и приводятся каждое в своём разделе без взаимных упоминаний и ссылок. Скажем, сразу четыре Апостольских правила (5, 18, 40, 51) тем или иным образом фиксируют как норму женатый епископат. Тогда как уже в 12-м правиле Трулльского собора зафиксировано епископское безбрачие. При этом в тексте более позднего правила нет никаких упоминаний о правилах более ранних, равно как нет и указаний на то, что данное правило отменяет предыдущие.
Есть правила, которые можно правильно понять только в контексте времени их составления (запрет избирать Патриарха из епископов, запрет на пользование «мастями благовонными» для священнослужителей). Есть даже правила, которые, будучи хорошо известными, не соблюдаются совершенно (например, правило относительно возраста кандидатов в священство – не моложе 25 лет для диакона и не моложе 30 для священника). И при этом всём каноны остаются канонами, не теряют своей важности и не утрачивают авторитета. Парадокс? Возможно. Однако существующими канонами и правилами Церковь руководствуется столетиями и регламентирует ими свою жизнь вполне успешно.
Стоит ли, с учётом вышесказанного, удивляться отсутствию единого механизма предоставления автокефалии? Да и есть ли насущная необходимость в его выработке? Опыт ведь показывает, что в спорах рождается не истина, а вражда и разделение.
На сегодняшний день мы имеем две модели
Модель первая. Церковная общность, желающая автокефалии, обращается к своей кириархальной Церкви (Церкви-матери). Для такого обращения должны иметься соответствующие предпосылки: провозглашение независимости государством, на территории которого действует Церковь, этническая или территориальная обособленность данной церковной общности и, самое главное, стремление к автокефалии должно быть общим для епископата, духовенства, монашества и мирян. Кроме того, существуют формальные необходимости: так, учитывая, что епископскую хиротонию могут совершать два или три епископа (традиционно – не менее трёх), то, соответственно, церковная общность должна объединять не менее трёх-четырёх епархий, соответственно, иметь в составе трёх-четырёх архиереев. Кроме того, сложно представить себе автокефальную Церковь без духовных учебных заведений и монастырей.
Итак, церковная общность обращается к Церкви-матери – и та, в соответствии с процедурой, прописанной в её Уставе, предоставляет автокефалию. С этого момента новая Церковь становится полностью самостоятельной и независимой.
Данная модель предоставления автокефалии используется Русской Церковью. Таким образом ею была предоставлена автокефалия Польской, Чехословацкой и Американской Церквам. Подобным же образом поступила в текущем году и Сербская Церковь, даровав автокефалию Македонской Церкви.
Сторонником второй модели является Константинопольский патриархат. С его точки зрения, исключительным правом предоставления автокефалии обладает единственно Вселенский патриарший престол. По сути, и процедура, и предпосылки здесь те же самые, что и для первой модели. Разница лишь в том, куда обращаться за автокефалией – к Церкви-матери или на Фанар. Как следствие, каждую из новейших автокефалий, предоставленную какой бы то ни было другой Церковью, Константинополь либо оспаривает, как в случае с Американской Церковью, либо дублирует, выдавая собственный Томос об автокефалии, как это было с Польской и Чехословацкой Церквами.
До недавних пор сторонники константинопольской модели с охотой апеллировали к тому факту, что автокефалии, предоставленные помимо Константинополя, не гарантируют субъектности Церкви в мировом Православии. Примером этого может служить Американская Церковь, которую даже после предоставления ей автокефалии в 1970 году Поместные Церкви продолжают рассматривать фактически как митрополию Московского патриархата.
Это в некотором роде давало возможность рассуждать о том, что первая модель является не более чем частной позицией Русской Церкви. Однако события последних лет вполне способны пошатнуть такую убеждённость. На примере наспех созданной Константинополем ПЦУ, со скрипом принятой в общение, помимо самого Константинополя, только тремя Поместными Церквами, можно наглядно убедиться, что Константинопольский Томос сам по себе ещё не является гарантией субъектности в мировом Православии. Да и Сербская Церковь, предоставившая автокефалию Церкви Македонской, ясно дала понять, что первая модель никак не может считаться исключительно русской.
Как бы то ни было, а обе модели объединяет между собой третья необходимая составляющая: автокефалия только тогда может считаться совершившейся, когда новая Поместная Церковь будет признана в автокефальном статусе остальными Поместными Церквами.
Последнее, на чём хотелось бы отдельно заострить внимание, – тот очевидный факт, что церковная независимость не независимость государственная. Автокефалия не провозглашается, не объявляется в одностороннем порядке, не инициируется волевым решением светских властей и не может стать результатом какой-нибудь «церковной революции». Впрочем, последнего не может быть независимо от вопроса автокефалии. Поскольку Церковь Христова и революция – понятия несовместимые. Поэтому сообщество, внутри которого возможна революция, может быть чем угодно, только не Православной Церковью.
Потому, наверное, ни о чём сейчас так много не говорят в Церкви, как о её будущем. Причём везде: дома и в храмах, в церковных дворах и в пономарках, в соцсетях и в алтарях, в монастырских келиях и в кабинетах епархиальных управлений. А завтра будут говорить уже официально – на собрании епископов, духовенства, монашествующих и мирян. Собственно, грядущее собрание и натолкнуло меня не определённые размышления, о которых в другое время я предпочёл бы промолчать. Но, видно, не даром сказал Премудрый, что всему своё время, в частности «время молчать и время говорить» (Еккл. 3:7). Что ж, поговорим.
А в жизни? А в жизни перво-наперво следует задуматься о том, что не так сложно провозгласить автокефалию, как сложно остаться при этом канонической церковной общностью, сохраняющей евхаристическое общение с Поместными Церквами и обладающей субъектностью в мировом православии. А то ведь может случиться так, как с Американской Церковью: уже более как полвека минуло с той поры, когда РПЦ даровала её автокефалию, но все остальные Поместные Церкви как видели в ней митрополию РПЦ, так и видят до сих пор.
Однако же, будем оптимистами и предположим, что Русская Церковь, учитывая реалии времени, предоставит УПЦ автокефалию. Что дальше? Будет ли достигнут по этому поводу консенсус Поместных Церквей? С чьей стороны мы можем ждать признания нашей автокефалии? Может, со стороны наиболее дружественных РПЦ Антиохийской, Сербской и Чехословацкой?
Может, да, а может, нет. Зато мы точно знаем, с чьей стороны наша автокефалия точно не дождётся признания: Константинополь, Александрия, Афины, Кипр. Есть на этот счёт у кого-то сомнения?
Продолжим. Об умении Иерусалимской Церкви выжидать и не принимать решений, не касающихся непосредственно её, знают все. Предполагать, что Албанская Церковь поведёт себя иначе, тоже особых оснований нет. В сторону Болгарской и Грузинской Церквей я бы также особо не смотрел: ни для кого не секрет, что для них на сегодняшний день собственные внутренние дела поважнее будут. Остаются Польская и Румынская Церкви. Как они отнесутся к автокефалии УПЦ, неизвестно, однако, на мой взгляд, очевидно, что в авангарде процесса мы вряд ли увидим именно их.
Но даже если всё пройдёт наилучшим образом и церквей, признающих УПЦ автокефальной, в итоге будет больше, чем тех, кто признаёт ПЦУ, вы всерьёз думаете, что отношение к нам в обществе изменится? Или упрёки в том, что наша автокефалия получена из рук Московского патриарха, будут качественно отличаться от упрёков в том, что мы являемся частью возглавляемой им Церкви?
И всё же это был оптимистичный сценарий. И, несмотря на отсутствие в нём всякой радужности, существует сценарий пессимистичный. Это – путь раскола. Не пугайтесь. Не раскола ради раскола, а раскола ради признания в будущем. Как сказал мне в беседе один батюшка: «Назовите хотя бы одну автокефальную Церковь, которая получила бы автокефалию, не пройдя через раскол».
Итак, раскол. Односторонний выход из состава РПЦ, самостоятельное провозглашение автокефалии. Нет никакого сомнения, что евхаристическое общение с нами прервёт далеко не только Русская Церковь. Константинополь, Александрия, Афины и Кипр тоже навстречу нам объятий не распахнут –даром они, что ли, ПЦУ признавали? В итоге мы останемся сами по себе. Независимыми от РПЦ, независимыми от Поместных Церквей, независимыми от здравого смысла. Да, может быть, когда-нибудь нашу автокефалию и признают. Не при нашей жизни, понятное дело. Только многим ли хочется жить и умереть в расколе ради того, чтобы наши дети или внуки имели каноничную автокефальную Украинскую Церковь? Лично вы к этому готовы? Я – нет.
Впрочем, и это ещё не всё. Главное ведь не в том, в каком каноническом статусе будет существовать наша Церковь в дальнейшем. Главное – кого этот статус сегодня заботит больше всего и под чьим давлением мы пытаемся сегодня строить наше будущее. На Церковь давит, прежде всего, общество. Общество светское, к самой Церкви отношения не имеющее и в вопросах внутренней жизни Церкви не разбирающееся. Не обольщайтесь, думая, что причина такого отношения общества к нам в нашем каноническом статусе, в нашем внутреннем устройстве или в нашей деятельности.
На самом деле главная причина в элементарном непонимании того, что есть Церковь. Не за принадлежность к Русской Церкви нас сегодня притесняют, гонят и терроризируют. Церкви не могут простить её инаковости, того, что её невозможно встроить в политический контекст, заключить в рамки идеологии, поставить на службу государству или обществу. «Ищете убить Меня, потому что слово Моё не вмещается в вас» (Ин. 8:37). Так Спаситель объяснил причину ненависти иудеев к Себе, и эти же слова объясняют причину неприятия Церкви обществом. Мы неприемлемы оттого, что непонятны. Однако стать понятными обществу мы сможем, только если перестанем быть Церковью Христовой.
Возможно, общество и само этого не понимает, но это так. И потому путь уступок обществу ради того, чтобы оно не отторгало нас, – это путь в никуда. Хорошо, сегодня, сообразуясь с запросом общества, мы провозгласим автокефалию. Думаете, общество успокоится? Как бы не так!
Это в наших глазах данный шаг будет шагом навстречу, в глазах общества он будет выглядеть проявлением слабости, а слабых, как известно, бьют. И бьют не потому, что слабый виноват, а потому, что слабый слаб. Так что на смену одним требованиям придут другие. И нас, уже независимых и ни с какой Москвой связи не имеющих, спросят и о языке богослужения, и о русских святых в календаре. Что там ещё не нравится обществу? О словосочетании «раб Божий», например, спросят. Оно всё, понятно, вещи как бы второстепенные. Пожертвовать этим, возможно, и несмертельно. Но ведь и на этом никто не остановится.
Вы никогда не задавались вопросом, как отреагирует «громада» на те или иные слова в проповеди? Зададитесь. Вы считаете, что вопросы пастырской практики касаются только вас? Это легко поставят под сомнение.
Вот, например, в обществе считается нормальным сожительствовать так называемым гражданским браком (без регистрации), так как же вы можете запрещать таковым быть крёстными? Если родители так решили, то это их право и нечего на него посягать. Или пришёл кто раз в год на исповедь, что бы он там не исповедовал, не в твоей, поп, власти допустить или не допустить к чаше («здравствуй, Бог, это же я пришёл»!), твоё дело молитву прочитать и причастить.
Да, кстати, у вас никакие активисты ещё не интересовались суммами в церковной кассе, не требовали отчёта о расходах и доклада, на какие шиши батюшка автомобиль приобрёл? Будут. А что? Общественный контроль. Прямая демократия. Не нравится? Что ж, вам не преминут указать направление.
Знаю, мне можно возразить, что сейчас на кону существование Украинской Церкви как таковой. Так я с этим и не спорю. Только вот ведь какое дело: пойдя путём уступок обществу, мы, несомненно, сохраним церковную организацию, но что тогда в ней, в этой организации, останется от Церкви Христовой? Да, она будет существовать и функционировать. И мы сможем в ней служить, действовать, волонтёрить, затевать разнообразные «движи», да и много чего ещё сможем. Только сможем ли мы в ней жить и спасаться, так, как можем сейчас в УПЦ?
Собственно, к этому я и веду: мы спасаемся в Церкви. Забвение этого очевидного факта, подмена его стремлением спасать Церковь могут привести к тому, что мы, движимые самыми что ни на есть благими намерениями, сделаем то, с чем до сих пор безуспешно пытались справиться враги УПЦ. Они не смогли, а мы сможем. Не страшно? Впрочем, те, кто уверен, что лучшее средство от головной боли – гильотина, тоже имеют право на свою точку зрения. В том числе и в Церкви.
